В шоке и ауте. Один из моих учеников, мальчик Никита, сегодня покончил с собой. Из-за неудачной любви. Со всеми одноклассниками попрощался... и ушел. А никто не понял...
А знаете, я еще помню, как в начале восьмидесятых в газетах обсуждали вопрос об отмене в паспорте одной графы. Помните? Это была графа «национальность». Мы, наивные школьники, были только «за». А в самом деле, какая разница? Мой дед – русский, приехавший по призыву комсомола поднимать энергетику в Молдове. Второй дед – украинец из Запорожья. Тоже приехал по распределению, токарь высокого класса. Бабушка – учительница, она наполовину полячка. Вторая – молдаванка. Кто я по национальности? Попробуй тут определись… И… разве это важно? Если ты знаешь три языка и можешь объясниться с друзьями-соседями, то нет. Многие века у нас, в Приднестровье, бок о бок живут, трудятся и тесно общаются представители разных этносов. После того, как Россия отвоевала эти земли у Турции и взяла под свою защиту, на них селились русские и молдаване, украинцы и немцы, болгары и армяне, евреи и белорусы. Наверное, нигде нет такого количества смешанных браков, как у нас. Наверное, мало где встретишь такую сценку: две женщины разговаривают на русском, подходит третья, задает вопрос на молдавском или украинском – и собеседницы непринужденно переходят на ее язык, не испытывая никаких сложностей ни со словарным запасом, ни с психологическим дискомфортом. Это в порядке вещей. Не знаю, имела ли еще где-то так мало значения графа «национальность», как здесь? Но нам тогда казалось, что так везде. Кто бы мог подумать, что пройдет меньше десяти лет – и вопрос «какой ты национальности?» станет для многих барьером, закрывающим доступ к работе и статусу «гражданина? Что он обернется притеснениями в учебных заведениях, избиениями на улицах, ненавистью и злобой? А для многих – пропуском на тот свет… Как мы дошли до этого? Что с нами случилось? Я помню Союз. читать дальшеСССР – государство, существовавшее в 1922 - 1991 годах в Европе и Азии. СССР занимал 1/6 часть земной обитаемой суши и был самой крупной по площади страной мира на землях, которые ранее занимала Российская Империя - без Финляндии , Польши и некоторых других территорий. Я помню гордость за то, что моя страна – сильная и уважаемая. Я помню Союз… Чемпионаты и олимпиады, где на пьедесталы почета всходили спортсмены в костюмах с надписью СССР. Сияющую улыбку Ирины Родниной. Изумительные прыжки Бубки. Победную улыбку нашей гимнастки Елены Давыдовой… Я помню наши фильмы. «Летят журавли», лауреат Каннского кинофестиваля, всенародно любимые «Москва слезам не верит», «Место встречи…», «Семнадцать мгновений весны», «Покровские ворота»… Фильмы, которые верят в добро и учат добру, фильмы, от которых в душе остается неповторимо светлое ощущение. Я помню Союз. Песни Толкуновой и Софии Ротару, голос Магомаева, незабываемое «Мой адрес не дом и не улица, мой адрес – Советский Союз!». Я помню самую читающую в мире страну. Страну, которая обладала самым мощным энергетическим комплексом в мире… Я помню СССР. Страну, которая первая запустила спутник и послала человека в космос. Страну, победившую во Второй мировой войне. СССР победил и освободил не только себя, а и всю Европу. Победил не потому, что были штрафбаты, заслоны НКВД и сто грамм водки, как сейчас нас пытаются убедить. А был патриотизм, дух единства, и человек совершал невероятное. Он не жалел себя: он записывался добровольцем на фронт, он не прятался за чужие спины, он голодал, он работал у станка сутками, он укрывал евреев, он боролся и выстоял. А сейчас, что мы можем сейчас выстоять независимыми государствами? Задайте себе этот вопрос. Начнись сейчас война, будут ли у нас добровольцы? Сможем ли мы объединиться перед лицом опасности? Где мы потеряли то, что было? Помните, когда-то на уроке чтения в школе вам наверняка задавали вопрос, как бы мы поступили, если б получили цветик-семицветик, исполняющий желания? Ответ свой помните? А знаете, сейчас дети уже не желают мира в мире и «чтобы мама никогда не болела». Они хотят мобильники, плейеры, компьютеры… Не все, конечно. Но многие, слишком многие. А знаете, у нас все меньше будет врачей, учителей, летчиков, механизаторов… Дети хотят быть хотят быть юристами, экономистами, менеджерами. И школа практически бессильна перед прессингом средств массовой информации, активно навязывающей нам стереотипы «золотого миллиарда». А знаете, не все дети помнят, кто победил в Великой Отечественной. Кое-кто убежден, что американцы и англичане. Развал СССР нарушил мировое равновесие. И всех последующих военных конфликтов, которые произошли в мире после развала СССР могло не быть. СССР был противовесом Америке (причем реальным, нас боялись и уважали) с ее духовно нищей культурой. Наши моральные ценности были сильнее пропагандируемого Америкой культа служения своему эго. Я уверена, Америка боится нашего объединения до сих пор. Россия одна не может (к сожалению) заменить СССР в полной мере. Видимо, все таки только вместе мы можем получать максимальный результат во всем в культуре, в спорте, в промышленности, в науке. Мы сможем прожить отдельно. Это не проблема. Украина не пропадет без российского газа, Россия обойдется без украинских продуктов. Но проанализируйте, много ли мы добились отдельно. Украина. Новые паны выкупают земли бывших колхозов. Пустые села. Будто после войны…Техника постепенно списывается и выкупается как металлолом. Многие крестьяне едут в города, работают. Снимают жилье. Купить не могут, так как цена жилья по сравнению с уровнем зарплат все равно несравнима. Кто-то поработав таким образом, возвращается. Работают посезонно в селе: полгода работы на нового барина, полгода в центре занятости. Рабочий день по 14 часов, из которых реально оплачивается 8 часов. И люди уезжают… Оставляют дома, престарелых родителей, детей. Уезжают часто в никуда, и прирост населения отстает от убыли. Сколько несозданных семей, сколько нерожденных детей… Почему, что для того чтобы зарабатывать на нормальную жизнь, надо ехать прислугой в разные страны? Молдова. Низкие зарплаты, что не позволяет покупать многие товары, путешествовать, иметь свою собственность, учиться в университете и так далее. Притеснения по национальному признаку. "Война" с Приднестровьем Политический цирк с выборами, забвение собственного прошлого, чуть ли не насильственная «румынизация». Коммунальные платежи, которые порой превышают зарплаты В деревнях в некоторых местах - буквально натуральное хозяйство и страшная нищета.
Латвия Латвия на грани банкротства, от которого можно спастись, только сильно сократив расходы и получив международный заем. Латвия попала в число стран, в наибольшей степени пострадавших от экономического кризиса. Столкнувшись с нехваткой средств, власти были вынуждены существенно сократить государственные расходы: путем, в частности, сокращения численности чиновников, урезание зарплат бюджетников и пенсий. Уровень безработицы на начало октября, по информации газеты "Час", достиг 13,3 процента, число безработных составило 148,6 тысячи человек. По прогнозам Госагентства занятости, к концу 2009 года безработных в Латвии окажется 170-175 тысяч человек. "Ситуация с бюджетом очень четко продемонстрировала один аспект: Латвия фактически утратила свою независимость! Да, правительство утвердило проект бюджета, но оно не может передать его в Сейм, пока бюджет не утвердят МВФ и Еврокомиссия. А это значит, что случилось то, что прогнозировалось: Латвия постепенно перестает быть независимым государством, которое само решает, как ему поступать, и оказалось под контролем международных структур. Литва, когда-то одна из самых экономически благоустроенных республик. Член Евросоюза. Ныне крупнейший международный центр… не спешим радоваться за наших бывший собратьев, ибо их страна сейчас - признанный международный центр педофилии. Несколько скандалов, в которых замешаны их крупнейшие чиновники и зарубежные гости, не кончились ничем – слишком важные лица замешаны. С точки зрения экономики – проигрыш, так как Евросоюз обязал Литву закрыть крупнейшую электростанцию, и теперь, в условиях кризиса, это дополнительная нагрузка на шаткий бюджет. Эстония – все то же. Экономический кризис, резкое уменьшение населения из-за массовой эмиграции и отрицательного естественного прироста. И уже шесть лет там проходят семинары фашистов со всей Европы. Казахстан, Узбекистан, Грузия, Армения… да покажите мне хоть одну «страну», которая после развала Союза, без «проклятых русских оккупантов», «имперцев», «клятых москалей» стала жить лучше? Страшный рост преступности, падение уровня жизни народа, ужасающий рост фактической безграмотности, и так далее, и так далее. Кто стал жить лучше после развала Союза? Что, олигархов не предлагать? А тогда никто… Развал СССР привел к тому, что производство в республиках бывшего союза перешло в руки новых хозяев. Нам говорили: это же хорошо, ранее-то оно было государственное и, соответственно, ничье, никто о нем не заботился, не развивал. Теперь новые хозяева возьмутся со всей ответственностью за развитие производства, за модернизацию. Но новые хозяева пришли не созидать, а разрушать. У них нет и не было перспектив работать всерьез и надолго. Зачем? Схема коротких и быстрых денег намного выгоднее. Таким образом, мы получили разваленные заводы и фабрики, порезанное на металлолом дорогое оборудование и выброшенных на улицу рабочих. Уничтожается то, что нарабатывалось десятилетиями! И это уже не вернуть. И, наверное, не остановить. И началось все (по крайней мере, формально) с национального вопроса. Как когда-то в Византии... Богатейшей, древней, прекрасной империи. Ныне Византия существует лишь в виде статей в учебниках истории. Ждет ли нас такое будущее? Нужно ли воспитывать межнациональную дружбу? А правда, нужно ли? Самое страшное, что я уже не уверена. СССР… Не было на свете другой такой страны, которая в течение такого долгого времени так старалась бы подружить все входящие в её состав народы! И места в вузах. И национальные школы. И национальные элиты. И квоты. И льготы. И Крым украинцам, и южный Урал казахам. И ещё масса преимуществ перед русскими! И какова была нам за это благодарность? Поспрашивайте беженцев из Прибалтики, Таджикистана, Чечни, из вроде бы благополучного Казахстана! Они вам много интересного расскажут. Молдова при Союзе жила благополучней России. Предприятия Молдовы строили инженеры со всего Союза. В 80-е годы на развитие Молдовы выделен миллиард рублей – гигантская сумма… А новый президент издал указ о «Дне советской оккупации». И русские, получается, оккупанты. Прибалтика. Самые благополучные при СССР республики. Русские здесь не граждане и гражданами не будут, если не родились до 1940 года. И еще в Литве сейчас можно получить два года тюрьмы… знаете, за что? За то, что отрицаешь советскую и германскую оккупацию Литвы. Да, теперь советская и эстонская оккупация для их закона – одно и то же. Эстония. Член Евросоюза (который, как мы знаем, всемерно ратует за права человека). А знаете, что если вы звоните в службу спасения в этой стране, то вам не ответят, пока не обратитесь по-эстонски? А недавно был случай, когда врач выбросил эстонский паспорт русского мальчика в мусорное ведро, потому что парень не смог описать, как и что у него болит по-эстонски. Врач посчитал, что парень не достоин эстонского гражданства. Грузия… все в курсе? Настолько спешили убрать памятник советским воинам, что не просчитали взрыв. Погибли женщина и ребенок. Казахстан. Как везде. Казахский язык государственный, русский нет, русским не место на государственной службе и в бизнесе а домах и заборах стали появляться надписи ,,Русские не уезжайте! Нам нужны рабы!,, По крайней мере, откровенно. Таджикистан. Практически вымирают кишлаки — все взрослое население на заработках в России. Они не пытаются учить язык, не пытаются ассимилироваться, они живут очень и очень обособленно. Они не вносят никакого вклада ни в российскую культуру, ни в экономику (их доходы большей частью нелегальны). Они не будут служить в Российской Армии и умирать за Родину. Узбекистан. Сорок процентов всех преступлений на территории Москвы совершается мигрантами из Узбекистана. Так нужна нам межнациональная дружба? А может, все-таки стоит в первую очередь уважать себя? Тогда и другие начнут уважать нас. Может быть.
Рассказ странный. На меня непохожий. Так что отсутствие комментов я пойму.
В комнате было полутемно. Может, верхнее освещение и было… наверняка было что-то кроме дряхлой лампы. Но зажгли только эту лампу, у которой сил хватало лишь на стол. Это понятно вообще-то. Слишком не по себе им было, не хотелось показывать волнение. Пахло дымом. Это тоже понятно. Люди трудно отвыкают от старых привычек. Те, кто собрались в этой комнате - большой, но какой-то полузаброшенной – были немолоды. Почти у каждого в кармашке ютился блистер с валидолом, лекарство от астмы или трубочка с нитроглицерином. И, конечно, все они знали, что курение для них теперь – недоступная роскошь. Но в минуты волнения руки сами тянулись к спичкам. И словно возвращались те годы, когда вот за таким «перекуром» и каким-то «интересным новьем» на работе можно было засидеться до утра, когда они чертили схемы, спорили, порой ругались, а идея уже рождалась… та, единственно правильная, лучшая. И они на радостях хватались за пиво и праздновали… и тело еще не знало, что такое боль в коленях и одышка. Все это в прошлом. И только в минуты волнения руки сами хватались за спички… А тут… тут и правда было о чем поволноваться. читать дальше - Я не знаю, - наконец послышался тихий, хрипловатый голос. Ольга Ивановна… когда-то Оленька Водорезова, приехавшая в Милдению по комсомольской путевке поднимать медицину. Энергичная, живая, веселая, всю душу вложившая в свою больничку. Она приняла больше тысячи родов, и немало новорожденных назвали в ее честь. Певунья Оленька, звезда самодеятельности.… Хрипотца в голосе Оли появилась не от старости. В 90-е годы ее, уже ветерана труда, избили на улице города молодчики из «Фронта Милдении». Услышали русскую речь, подошли и обозвали оккупанткой. - Я не знаю, - повторила она, опустив глаза. – Мне кажется, мы не можем… так. Не имеем права. И снова гнетущее молчание… - А они – могут? – в круге света появились морщинистые руки. Дрожащие руки. У Савела Игнатьевича, «сибирского медведя», как его прозвали коллеги, со здоровьем всегда было на отлично. Работа на свежем воздухе (бывший фронтовик, сапер, после войны он переквалифицировался в строители) и «никаких гвоздей»! Простуды, грипп и прочие хвори облетали его стороной. В свои восемьдесят семь он был крепок и бодр… пока бывшие «братья навек» не шарахнули по «сепаратистам с левого берега» из установок «Град». Сын, внуки – все были дома. Не осталось никого. – Им – можно? Мы опять простим? Утремся и постараемся забыть? - Уже утерлись! Им награды дают, а мы молчим. Наши президенты налаживают дипломатические отношения! Они теперь цивилизованные, а мы оккупанты, понимаешь ли! Их, глядишь, еще в Евросоюз примут! Так пусть принимают как есть! Без нас. - Считай, мы разошлись, - все пытается шутить еще один «оккупант», профессор биологии. – А при разводе делят имущество. - Родион! - Что? – профессор каяться не собирается. Никогда не каялся. Даже когда выгоняли из университета за «незнание государственного языка» - на самом деле за свое мнение. - Оля, мы же не убиваем. Мы просто исправляем свои ошибки. Я лично исправлю свои ошибки. – Регина Климентьевна, как всегда, держала голову высоко и гордо. – Я – педагог. Если мои ученики усвоили не то, значит, я плохой учитель! И тогда мне незачем… незачем… - седая голова на миг опускается, но потом голос вновь крепнет. - Я это сделаю, ты – решишь за себя сама. Она встает – прямая, несмотря на годы, высокая, - и тяжело ступая, подходит к усталому мужчине, замершему у тумбочки с принтером… кажется, принтером, хотя для копировальной техники машинка крупновата… - Куда нажимать, Евгений Борисович? - Регина… ты твердо решила? - Нечего решать. – голос несгибаемой учительницы, во время землетрясения спасшей больше двадцати человек, на секунду будто ломается… а потом снова звучит ясно и четко. - Я исправляю ошибку. Человек должен отдавать себя своей земле… не чужой. Я просто исправляю ошибку. Так что? Куда нажать или что там?.. - Просто положите руку на этот круг. И, Регина… мы не знаем, где вы окажетесь. - Мне нечего терять. Спасибо за… - ее голос обрывается, тает на полуслове, и ее уже нет, нет… она исчезает из реальности, появившись где-то в ином месте, в другом городе… потому что тогда, сорок лет назад, не поехала в южную республику Милдению… И вместе с ней из южной страны исчезло все, что она отдала новой родине: годы труда, отстроенная школа в Дэлць, написанная книга, ученики, поступившие в университеты. Всего этого больше нет. Оккупантка Регина покинула Милдению окончательно. Казалось, по комнате пронесся ветер - потому что выдохнули все, кто задержал дыхание. - Получилось… Правда? - Да. - Тогда я следующий. - И я. Тома, ты со мной? - Я… я да, но Иван, ты… а как же твой вокзал? Ты сам говорил, что иностранцы любоваться приезжали… - Теперь будут любоваться на что-то другое, - отрезает инженер Глебов, вспоминая, как на этом вокзале скакала обезумевшая толпа с выкриками «Чемодан-вокзал-Россия! Чемодан-вокзал-Россия!» Два шага до установки, рука на желтом круге, ломящая боль в висках и затылке, будто давление… давление… Верни мне мое. Верни. Выплывают из ниоткуда распроклятые желтые круги, целый десяток... тает его здание там… у дороги… знакомое до последней мозаики… Его не будет, больше не будет, совсем. Эта машина не просто машина времени – она забирает человека и все, что он оставил там, в своей судьбе… но след все равно остается – пустота. Не будет учеников Регины, не будет его вокзала, не будет спасенных жизней в городской больнице, если Ольга все-таки решится. Это прошлое, его нельзя изменить – можно только забрать свою долю. И надеяться, что не ошибся, что твой труд кому-то все-таки пригодится. Что сможешь, что он не пропадет зря. А моя Зареченка вымерла, одни избы остались. Отцы сгинули на фронтах, от Бреста до Берлина. А дети разъехались. Целину поднимать, электростанции строить в братских республиках, заводы, животноводство. Надо – говорили им. Надо, комсомольцы. Надо помочь встать на ноги другим. Надо… И строили. И лечили. И крепили оборону большой родины. А что осталось малой? Сжимается в руке ладошка Томы. Больно… сердце…
Кто-то соглашается, кто-то – нет. - Я не могу. – шепчет седая женщина. – Я не могу… это же вся жизнь… Ее никто не уговаривает. Здесь каждый выбирает сам. Качает седой головой ветеран войны: нет. Не такой его труд, чтобы можно было забрать. И снова нет слова против… Каждый выбирает для себя. Но одна за другой руки – в узлах вен, в морщинах, - ложатся на желтый круг. Верни мне мое. Верни. Исчезает уже полуразрушенный парк – некогда знаменитое место отдыха… Верни мне мое. Верни. Пропадает, как не бывало, училище, откуда вышел будущий знаменитый артист… ненавидевший потом Россию и русских, но не стеснявшийся брать от них помощь… Остается в милденийской деревне и будет растить гусей девушка Евдокия, не ведая о своем «великом предназначении». Верни мне мое. Верни. Только мое, судьба, я имею на это право. Пропадают дороги. Не все, нет… но хоть часть. Майским утром не проедет по ним «Волга», и ей не заступит дорогу группа обнаглевших от безнаказанности подонков. Не погибнет Сережа… Верни мне мое! Прошу…
Примерно месяц назад я приняла участие в международном литературном конкурсе. 21 марта в российском консульстве состоялась церемония подведения итогов. В общем... в номинации "Проза" я победитель. Я рада. Очень-очень. И ненадолго размещаю этот рассказ тут.
Огонек лучины все никак не успокаивался - дрожал и будто прыгал, выхватывая из темноты то лицо деда Василия, то вихрастую макушку младшего братишки, то хлопотливые руки матери. Знамо дело, хлопотливые! И невелика без отца семья, а попробуй-ка накорми всех! И дедушку, и его, Василька, и сестренку с братишкой, те пока даже с курицей на подворье не сладят, а тоже едоки справные. Да еще и гость нынче в дому, а тут уж дело известное - при госте что в печи, то на стол мечи. Хорошо, коли есть чего метать... а ныне снова сушь и урожай сам-друг, и дед ворчит, что если отец ничего не раздобудет, то придется зубы класть на полку. Так что есть матери о чем похлопотать... Ране-то семья поболе была, говорят, да не убереглись от лихих людей. Средь бела дня на поле влетели, похватали кого придется, и на лошадей - в полон. И дядьев, материных братьев, и брата старшего, Иванку. Даже не сказались, кто такие - то ли татары, то ли турки, то ли навовсе "латиняне клятые", как дед говорит. И следа не сыскать. Худо дело.. Такая уж тут жизнь, на днестровском берегу. Там ляхи, тут татары и турки. И все воюют и воюют. Поля топчут, дома жгут, церкви... и это б полбеды. Настоящая беда, что людей угоняют. Многие потому и уезжают отсюда. Кто куда. Молдаванин Иван с семьей - куда-то под Белгород, казачья вдова Катерина с дочками подалась "до Киева". Дядька Стефан по прозвищу Полтатарина в Запорожье. Может, и они скоро уедут? Дед все обещает: вернется отец и они тронутся в путь, и не куда-нибудь, а в Россию. Дед там был совсем мальцом, но все помнит. И часто рассказывает про громадные леса - можно идти неделю! - про зверей, которые называются "медведи", про снег, который лежит всю зиму и не тает, про села, где не бывает охотников за полоном. Неужели они будут жить в России? Там мама не будет вычернять себе лицо сажей, чтоб не попасться на глаза жадным торговцам. И молодшие - братик и сестричка будут играть спокойно, не прячась в схрон по-за хатой. Там отец наконец построит настоящую хату, а не землянку. Он и тут строил, да толку. Тут почитай что все в землянках живут - безопасней. А там можно будет настоящую выстроить. Россия... Ложка глухо стукнула о дно миски. Замечтавшись, он и не заметил, как съел и уху, и лепешку. А ведь хотел котенку чуток оставить... Огонек снова запрыгал - ветер. К холоду? - А какие дела творятся, добрый человек? - стук ложек за столом стих, наступало время новостей, которые можно было узнать от гостя. - Дела... - гость, проезжий откуда-то из Речи Посполитой, устало сгорбился над столом. - Дела худые... Опять война к нам идет. Кажется, даже огонек в светце замер - так тихо стало в хатке-землянке. Тихо-тихо. Только сверчок, ничего не понимая, скрипел и скрипел свою песенку. - Кого ж? - наконец выдохнула мать. - Татары? Гайдамаки? Ляхи? Да что она так испугалась? Война, она с их земли почитай что и не сходит. Уже сколь лет мира нету. Лет за пять до рождения Василька турки с Россией схлестнулись, у Бендер такое творилось... Дед рассказывал, он тогда зерно да сено русской армии возил да и пристал к донским казакам, чтоб с собой взяли. Тем, кто взберётся на вал первым, награда была обещана: офицерам -- чин через одну ступень, а солдатам по сто целковых. Ну и рухлядишку кое-какую можно добыть. А главное, дед свою надежду имел - полоняников посмотреть, вдруг да повезет своих сыскать? Ведь обоих сыновей тогда враз лишился. Вот и пошел... Атака тогда началась со взрыва "бонбы" весом в четыреста пудов пороха. Василек попробовал представить, какой это был грохот - и только головой покачал. Если уж дед едва не оглох! А потом все полезли в крепость, а внутри бои шли почти за каждый дом. Турок было убито пять тысяч человек, две тысячи -- взяты в плен, тысячи разбежались. И русских много... А сколь домов погорело, сколь полей потоптано. И сынов дед так и не нашел. Война... читать дальшеЛет девять назад или десять гайдамаки в набег на Очаков пошли - тоже эти края не миновали. Самому Васильку тогда было года три, он и не помнит ничего. Мама говорит, в землянке хоронились тогда, на краю поля, Василька маковым отваром напоили, чтоб спал и не плакал. Вот и выжили. Но не всем так повезло. Ой, не всем. Проезжал о прошлом лете из Рыбницы священник (выгнали его католики), глядел - сокрушался. Мол, вовсе земли запустели, пропадает народишко... А как тут не пропасть - то война, то набег, то шайка разбойничья. Хорошо, что они вот-вот уедут отсюда. Скорей бы тато вернулся. Лошадь справную раздобудет, и они уедут. Мама, ну что ты? - С кем война-то? - спросил дед. - Да кто знает... Прусаки да австрияки как по кусочку у Речи Посполитой оттягали, все не успокоятся никак, еще хотят. В Польше смутно, опять зашевелились конфедераты. Турки Крым вернуть восхотели, тоже к войне готовятся. Кто первый начнет, Бог весть. А начнут скоро. - И снова тут... - голос мамы дрогнул. Она даже забыла про печеных рыб, что ждали своего часа под рушником - смотрела в угол, на икону, и, кажется, не замечала, что дочка рядышком потихоньку скармливает кусок лепешки котенку. - Бог весть, - повторил приезжий. - Спаси и сохрани, господи...
Бог не спас. На полдороге от кузнеца (дед послал серпы чиненые забрать) Василек остановился как вкопанный - над их крохотным поселком, Новой Землюшкой, поднимался дым. Нет. Не может быть... Бог не попустит... Но дым поднимался черными клубами, от невидимого на солнце огня дрожал воздух... а на дорогу будто набросали хворосту, целыми кучами, но хвороста живого, шевелящегося. Конные. Василек облизнул враз пересохшие губы. Похоже, татарский набег. Налетели нежданно, про армии люди наперед слышат. Не тати, для шайки народу много. Татары? Едут не спехом - с полоном? Не углядишь, далеко... но из Землюшки ушли, ушли... Скорей домой! Ведь мои-то, мама, молодшие... Он дернулся, собираясь сбежать с холма вниз, к поселку... и остановился. Нет. Нельзя. Надо переждать, пока подале не отъедут. Надо посмотреть. Если семья успела спрятаться - успела, успела! - и если ушли не все татары, Василек может привести их прямо к своим. Что делать? Переждать. Чуточку. Грызя от нетерпения пальцы, Василек скорчился за кустом... О Господи Иисусе Христе! Не отврати лица Твоего от нас, рабов Твоих Анны и Митрия... И Марийки... и уклонися гневом от рабов Твоих: помощник нам буди, не отрини нас и не остави нас. Василь с надеждой глянул на светлое летнее небо. Спаси и сохрани их, Господи...
У околицы Василь остановился. Он уже видал раньше горелые землянки - прошлой осенью, когда тати приезжали хлеб отбирать. И разор на дворах видел. И ворон, которые кружат над селом, ища поживы. Если ты живешь на этой земле, то к двенадцати годам волей-неволей насмотришься... Запах - вот от чего ослабели ноги и зашевелились волосы на затылке. Горелый запах, страшный. И чей-то плач... и чей-то оклик: - Василь? Погоди, не ходи туда! Там... не ходи. Не ходить? Почему? - Не ходи, - повторил сиплый от дыма голос. - не надо... Да о чем он? Мальчишка непонимающе всмотрелся в чье-то лицо - вроде и знакомое, но такое чумазое, что не разберешь. А глаза так смотрят... так... в животе ледяным комком заворочался страх. Нет. С его родичами все хорошо. Они успели спрятаться. Они должны были успеть. Ведь они же собираются уехать... Они должны были успеть! Василь сорвался с места, будто волчонок подстреленный. Он должен знать, что случилось!
Они, наверное, не успели спрятаться. Может, Марийка опять искала котенка - он вечно удирал куда-то. Может быть, их как-то нашли - по следам или случайно. Может... Василь еще не умел читать следы. Дед обещал, что научит потом. Не научит. Они лежали прямо у входа в схрон, открытого входа. Все четверо. Дед... чуть подальше Марийка и Митрий. И мама... Нет. Василь закрывает глаза, потому что это не по правде. Ну не по правде же! Они ведь должны были уехать...
- Василь... - Ион топтался за спиной, будто собирался что-то попросить. - Наши завтра уезжают. Вот-вот начнется. - Знаю я. - Мы последние, мы да Епуре. Ты один останешься. - Проживу, - Василь не обернулся. Говорить с Ионом было тяжело. Тот был другом и хорошим, но после похорон Василек видел всех, как будто сквозь туман. Кто-то приходил к нему в землянку, кто-то помогал обмыть и обрядить родных, кто-то что-то спрашивал. Но все будто не по-настоящему. Он замечал, что поселок пустеет, уцелевшие односельчане куда-то перебирались вместе с небогатым скарбом. Но это тоже было будто не по-настоящему. Только на огороде, убирая остатки урожая, он чувствовал, что туман словно тает потихоньку, и все становится как раньше. Вчера, когда попалась ящерка, он даже по привычке потянулся за торбой - порадовать молодших... а потом вспомнил. И стало совсем по-настоящему. Только больно так, что не опишешь. - Да как проживешь? Бендеры уже ждут осады, говорят, армия вовсе близко, день-два пути. А мы тут рядышком. Ты сам знаешь, что будет. Татэл спуне... - Ион спохватился и снова перешел на русский, - отец говорит, что ты можешь ехать с нами. Мы у родичей будем, место найдется. - Не поеду. - Василе...- голос у Иона был расстроенный, - Опасно же! Если ты останешься... - Не поеду. - Война же... - Здесь всегда война.
Василь не мог объяснить, почему ему нужно остаться. Он же хотел... все хотели. А теперь нет. Это не только из-за отца. И не только из-за родных могил, которые нельзя так бросать. Это просто его земля. Их земля, они здесь выросли. Строились, расчищали поля, две зимы плели из хвороста маленькую церковь. Жили дружно, на празднике урожая ели галушки, русские пироги и молдавскую мамалыгу, плясали гопак и хору, пели песни на четырех языках. Вместе прятались от набегов, делились зерном с теми, у кого сгорели посевы. Хоронили своих, тут на околице уже есть небольшой погост. И теперь уехать... так просто нельзя.
Два года спустя.
Август 1789 года выдался теплым, но нежарким. Солнце не жгло, по небу плыли ленивые белые облака, посылая на землю прохладную тень. Хорошая погода. Сейчас бы фасоль убирать. Дергать пересохшие, шелестящие кустики, потом лущить и ссыпать в глиняную миску прохладные гладкие фасолины. А потом мастерить бусы для... Василь быстро перевернулся на спину, сорвал первую попавшуюся травинку и стиснул зубами, глуша непокорную память. Во прошлом месяце уже два года минуло, а по-прежнему, как что вспомнится, так будто кто сердце в ладонях жмет. И молитва не всегда спасает.
Неисповедимы судьбы Твои, Господи! Неизследимы пути Твои! Даяй дыхание всякой твари и вся от не сущих в бытие приведый, Ты овому посылаеши Ангела смерти в День, егоже не весть, и в час, егоже не чает...
Этой молитве - об умерших внезапно - его научил отец Феодосий, армейский священник. Еще тогда, почти два года назад, поздней холодной осенью, когда солдаты Южной армии отправились проверять, что за дымок середь поля, и наткнулись на брошенную деревеньку из землянок и полуодичавшего мальчишку. Он тогда и разговаривать почти разучился. Отец так и не вернулся - Бог весть, что с ним сталось - и говорить было попросту не с кем. Да и с ними он сначала не говорил. Завидел зеленые мундиры, и в глазах темно стало. Русские. Армия. Защита. Если б они были тут три месяца назад, если б только!.. Его затрясло, будто в ознобе. Если бы только... Если б горло не сдавило, он бы накричал на них, упрекнул... наверное. Но он мог только молча смотреть. Солдаты пожалели мальчишку: сначала угостили настоящим русским хлебом - черным, с кислинкой, потом стали расспрашивать. Вызнав, что у парнишки нет на свете ни единой родной души, забрали и сдали с рук на руки отцу Феодосию. Тот научил его молитвам, обучил писать и читать, но одному научить не смог - кротости, смирению. Не было у него в сердце смирения перед судьбой. То, что случилось с его родными, несправедливо. Несправедливо, и все. И не поедет он ни в какой приют для сирот. И в церковное училище не поедет. Подрастет и пойдет в рекруты. Нет, отче, я хочу стать солдатом не из мести. Я просто хочу мира. И все. А потом оказалось, что для службы в войске русском вовсе не надо расти. Началось с того, что он подслушал разговор на том базарчике, куда вечно привозили свои товары окрестные крестьяне. Просто несколько слов на турецком, от которых он остановился как вкопанный. - А на сколько человек должно хватить твоей отравы? - Много хватит, много, - отвечает второй голос, тихий, опасливый, - Только размешай хорошо. - А деньги? - Будут деньги, будут, тихо! Но помни: другие будут травить колодцы. Твоя задача - офицеры. Отравы. Василь стискивает зубы. Отрава. Колодцы. Офицеры... Ну уж нет! Он замирает, у плетня, стараясь не пропустить ни слова. Слушает. Запоминает. Когда они расходятся, провожает одного из них до палатки - тот и не замечает тощего паренька - запоминает место и потом рассказывает отцу Феодосию. И скоро у Василька появляется настоящая служба. Он невысокий и худой, а потому неприметный, знает четыре языка, памятлив на лица и речи. Он умеет отбирать важное... наверно. Поэтому он все чаще ускользает от книг и перьев и все чаще попадается у толмачей, у телег приезжающих крестьян, у купеческих шатров. Слушает... И, хорошо, видно слушал, потому что скоро отец Феодосий привел его к Ивану Игнатьичу - немолодому офицеру с очень цепким взглядом. - Это и есть Василек? Что ж, мал золотник, да дорог. В разведку пойти хочешь?
И вот теперь - разведка. Здесь, на заросшем терновником холме они ждут корпус Гассана-паши. Если все так, как болтали вчера в мейхане турецкие солдаты, то отряд Гассана-паши должен двинуться не с остальной армией. Он идет куда-то еще... А вот зачем? Ух. Василь торопливо выдернул изо рта стебелек и закашлялся, нашаривая флягу с водой. Прополоскал рот и слабо улыбнулся. Надо же... Травинка оказалась полынью, и горечь наконец пересилила ту, в сердце.
Молим Тя, приими их под Твое благоутробие и воскреси их в жизнь вечную, святую и блаженную. Аминь.
- Василь, гляди-ка! Никак пыль над дорогой? - дед Серьга, на этой разведке игравший дедушку самого Василя, потянулся за клюкой. - Ну что, внучек? Поглядим, что там? И голубку не забудь. - Да не забуду...
Василь бессильно опустился на песок. Сил никаких уже. Совсем. Он гонит двое суток, и лошаденка плоха стала, и ноги будто и не свои. Никогда так долго не ездил. Но делать нечего. Вставай, Василь... надо ехать... предупредить надо... Корпус Гассана-паши действительно не пошел со стотысячной армией Юсуфа-паши. Он двинулся восточнее Прута, к Сальче. Отвлечь внимание, пока главные силы будут подбираться к союзникам-австриякам. Если войско Суворова не успеет, то тем придется плохо. Надо спешить. Депеши через голубей ненадежны, их часто сбивают. Он должен успеть... Василь с трудом поднялся на ноги и согнулся, пережидая, пока перестанет кружится голова. Разъезд бы встретить. Или фуражную команду. Хоть кого. Передать... Надо спешить.
К вечеру стало совсем худо. Усталая лошаденка брела шагом, да и то спотыкаясь, руки и ноги были как деревянные, и болела голова. Где-то у края рощи, когда кобыла упала, он ушиб голову. Даже не приметил, обо что, даром что искры из глаз посыпались. Деду Серьге надо было ехать. Он бы справился быстрее. Или... - Стой, кто там? - послышался оклик из темени. Целую секунду Василь смотрел в темноту, не веря... Кобыла устало брела вперед. - Стой, говорю! - уже сурово повторил голос, и мальчишка почувствовал, как перехватывает горло. Говорили по-русски. Он успел!
В лагере пахнет дымом - не пороховым, а обычным, от печек. Полковые команды хлебопеков уже задвигали в печи железные листы с тестом. Значит, вот-вот светать будет. Полночи ехали... Сил уже нет никаких, и Василь не спрыгивает, а просто сползает с чужой лошади. Утоптанная земля под ногами пробует пуститься в пляс, палатка Ивана Игнатьича видится будто сквозь дым. Не упасть бы. - Тут побудь, - хмурится офицер из разъезда. - Войдешь, ежели позовут. Он тоже не верит, что турки двинулись не на Молдавию, не на Бендеры, а на австрияков и Суворова. Что Гассан-паша только приманка. Трудно сразу поверить. Не долетела, видать, голубка... Он скрывается за пологом, и паренек пользуется мигом передышки - садится на землю. Или падает - как посмотреть. Хоть минутку посидеть бы. Спокойно посидеть. Глаза прикрыть. К запахам дыма потихоньку примешивается дух печеного хлеба, потом варева мясного - где-то поспевает кулеш. - Василек? - полог откидывается. - Заходи.
- Да верны ли донесения? Василь затаивает дыхание. Иван Игнатьич разговаривает со светлейшим. В высокий белый шатер мимо него прошло много офицеров, но все они сейчас молчат. Говорят лишь светлейший... и Иван Игнатьич. Поверят ли?.. Не ошиблись ли они? - Принес верный человек, ваше сиятельство. - Что ж. Шлите депеши Репнину на нем Гассан-паша и Измаил... и Суворову. Идти ему на соединение с принцем Кобургским и неприятеля разбить. Мы же к Бендерам двинемся. Бендеры? Совсем близко от его родных краев! Василь на какое-то время даже про совет забывает. И про часовых, которые с него глаз не спускают. Неужто он сможет побывать в родных местах? Поклониться матушке... Что говорят в совете, он уже не слышит. Только последние слова: - А верного человека награди... коли все правда.
Украинцы зовут этот месяц вересень. Месяц обмолота хлеба В это время приходит весть, что армия Юсуфа-паши встречена у Рымника и разбита графом Суворовым. Василь ходит по пятам за молодым офицером, привезшим весть о победе, слушает, как тот снова и снова рассказывает о сражении. И впрямь похоже на обмолот. Разбит и корпус Гассана-паши. Армия графа Репнина еще в конце августа остановила его у реки Сальча и теперь гонит на Измаил. Приходят вести о взятии Хаджибея, Аккермана, Измаила... Скоро все закончится.
От Землюшки за два года почти ничего не осталось. Поля заросли, крыши покоробились и кое-где провалились. Человечье жилье без хозяев быстро дичает. Даже холмики на погосте осели, сгладились. Василь поправляет покосившийся крест. Словно гладит. Конец октября, но солнце светит, и сухое дерево совсем не холодное. - Здравствуйте... Он замолк. Показалось - слова царапают горло. Мама... - Простите, что долго не приходил. Вот... мне уже четырнадцать. Я в русском войске, в толмачах. Перевожу, когда надо. Он и правда сейчас не в разведке, а переводит. Разговоры, документы. Ездит с разъездами, на всякий случай, буде кто попадет, так поспрошать. - Работа не тяжелая. Бендеры сейчас в осаде. Светлейший велел растянуть армии на десять верст вокруг, чтобы турки думали, что нас больше. Они перепугались, переговоров запросили. Ходят с подарками. Помнишь, деда, тот приступ, где ты сам был? Они вот тоже не забыли... Солдаты вечерами у костра посмеиваются: струсили турки, "аману" просят. А с чего? У них триста пушек, пороху довольно, стены крепкие, провианту довольно. Но они боятся. Офицер было послушал, так объяснил: все дело в том, за что воюешь. Русские пришли защищать православных братьев. А турецкие ага да татарские мурзы здесь сколь лет только грабили. - Говорят, после победы тут где-то военную крепость построят. Я туда служить попрошусь. Чтобы рядом. Я.. я так скучаю... Резкий свист! Василь вскочил. Что? - Толмач, эй! Василь, ты где? - Здесь! Из кустов выломился конник. Иван. В поводу лошадь Василька. - Живо сюда! Татары... - Кто? - Татары! Больше тысячи. Идут к городу. Татары. Вот как. Василь взлетел в седло, не чуя упряжи. И сразу послал коня в галоп, едва успев кинуть прощальный взгляд на погост.
Их не тысяча, больше. Цветная река накатывает, будто горный сель, о котором рассказывал у костра грузин Левани. Но сель грохочет, а эти.. - И-и-и-я! - А-а-а-а-а! Василь стиснул зубы - вой и визг были нестерпимы. Не оглядываться! Не оглядываться... гляди вперед и под ноги, ведь если конь оступится... - И-и-и! Показалось или голоса звучат ближе? Кони устали... Краем глаза Василь видит, старший оглядывается через плечо. - Всем вправо, ребята! К роще! Копыта дружно бьют о землю, разъезд поворачивает... пожелтевшая трава под ногами сливается в одну дорогу... и тут же гулко ухают пушки. Артиллерия? Тут? Откуда? Приученный к выстрелам, конь не шарахается, но дрожит и "пляшет". За спиной слышатся разрывы и визг становится другим, уже испуганным. Разъезд останавливается на краю рощи, кони и люди тяжко дышат, еще не веря, что на этот раз все, позади... - Артиллерия... тут... вчера... предупредили... - выдыхает старший. - И... егерский корпус... - Какой корпус? - Кутузова... вот тот...
А на поле уже темно от конников. Русская конница словно выливается из-за недальних холмов, и широкой темной лентой движется вперед, тесня татар к реке, отрезая путь назад. - А что, ребята, может, махнем саблей? - вдруг спрашивает старший. Разъезд оживляется: - Знамо дело! - Разомнемся, робя! - Толмач, ты тут останься, а то мало ли... Вот еще!
Сель разбился на отдельные речки и водовороты, они кружили, то затягивая в себя русских солдат, то рассыпаясь. Столкнувшись с сильным противником, татары потеряли свой задор. Они старались найти слабое место, прорваться и уйти. А им не давали. Сшибались лошади. Звенели, скрещиваясь, сабли. Воздух стал каким-то густым, и из него выплывали то перекошенное страхом и ненавистью скуластое лицо, то чужой клинок. Василь старался держаться рядом со своими, управляться с саблей так ловко, как они, у мальчишки не было умения. Да и силы нужной не было. Он только и мог, что отбивать случайные удары и держаться на лошади... А стреляющая, вопящая толпа кружила и напирала, стараясь вырваться из нечаянного капкана. Короткий свист. Что-то с силой дергает из седла. Аркан?! Земля бьет в лицо, по глазам хлещет трава, потом - темнота. - ..силь! - рвется в уши знакомый голос. - Толмач, глаза открой. Целый? - Ага... - выдыхает мальчишка. - Ага... - Вставай. Осторожно... Ох! Больно как... Разрубленная петля аркана валяется рядом. Это первое, что видит Василь, поднимаясь на ноги. Потом - лицо Ивана. Солдат протягивает ему флягу: - Попей. Голова как, не болит? - Нет... А потом Василь видит их. Теперь они совсем не выглядят грозными - без оружия и арканов, без коней. Просто невысокие смуглые люди в долгополых кафтанах и отороченных мехом шапках. Пленные... Василь молча смотрит на тех, кого с детских лет привыкли бояться все здешние. Знать бы, кто-то из них был здесь два года назад? Не узнаешь. Что ж, эти уже никого не убьют. И Василь с легким сердцем выслушивает нагоняй от старшего за самовольство...
Ноябрь прошелся по земле первым морозцем, вычернил листья, высеребрил траву. Ближе к полудню, когда солнце набрало силы, иней растаял, но лежать на земле все равно было холодно. Турецкий ага, наверное, замерз сразу, как лег перед светлейшим, прося пощады городу и своему войску. Но ни Василь, ни солдаты, плотно окружавшие шатер Потемкина-Таврического на Борисовском холме, мужчине в чалме и цветном халате не сочувствовали. И уж конечно, не было сочувствия на лице светлейшего. Фельдмаршал Потемкин-Таврический стоял под балдахином, холодно озирал турецкое посольство и молчал. Молчали и офицеры. Турки изрядно потянули время, торгуясь с фельдмаршалом об условиях сдачи. Сначала надеялись на татар, потом на стены и пушки. Лишь на днях, когда в предместья вошли русские войска и сделали вид, что готовятся к штурму, осажденные прислали парламентера с просьбой принять капитуляцию. И уж тут-то командующий не пощадил неприятельской гордости. Стенки шатра с двуглавым орлом были подняты, офицеры собраны на Борисовском холме. И, привлеченные мгновенно разнесшимся слухом, к шатру стали стекаться солдаты. Турецкое посольство ехало точно сквозь строй. Солдаты шушукались: - Глянь, толмач, как этот нос дерет. Будто не сдаваться едет, а на чай приглашен! - Будет ему чай. - Табак ему будет! - Ишь зыркают... - Толмач, ты чего молчишь-то? Василь не ответил. Он во все глаза смотрел, как турок в большой чалме слезает с лошади, как ловко, привычно опускается на землю и расстилается у подножия холма, будто перед своим султаном. Сердце колотилось, будто стараясь выглянуть и самому посмотреть: неужто сейчас... вот именно сейчас!.. капитуляцию подпишут? Неужели именно сейчас, с этого дня, настанет мир? Мир... Кто-то выскользнул из невеликой группы золоченых халатов, склонился в поклоне и, не разгибаясь, стал подниматься по холму. В его руках что-то блестело. Офицеры зашевелились, подались вперед, и командующий остановил их движением руки. - Спокойно. - Это ключи от города, сиятельный, - глухо проронил турецкий паша, не поднимая головы. - Прими их и пощади город! Тихо-тихо стало у холма. Даже слышно, как разочарованно каркнула где-то ворона, уже понимая, что сегодня не будет ей поживы. Затихли солдаты, застыли, не шевелясь, офицеры, замерли турки. - Да будет так. Холм взорвался криками. Полетели в воздух шапки, и солдатские, и местных поселенцев. Гулко ухнула пушка, за ней другая. И Василь по прозвищу Толмач вытер слезы. Мужчины не плачут, но ведь ему всего четырнадцать... И для него война, его личная война, кончилась сейчас.
Василь не знает, что с этого дня для поднестровских земель начнется, наверное, самый долгий период мира в истории... Он не ведает, что вскоре встанет на Днестре новая военная крепость, близ которой начнут селиться люди, и новый город этот назовут Тирасполем. А за ним появятся Григориополь, Парканы, Терновка... Он не может знать, что императрица Екатерина вот-вот подпишет указ о привлечении на обширные свободные земли переселенцев и оказании им государственной поддержки. И скоро по берегам Днестра вырастут новые селения. Украинцы, русские, молдаване, немцы, евреи, армяне, греки будут жить здесь бок о бок, строить города и села, распахивать земли, стосковавшиеся по умелым рукам земледельцев... Склоны холмов покроются виноградниками, на полях будет зреть пшеница, фасоль, кукуруза, и осенью торговцы из разных краев будут приезжать сюда на знаменитые ярмарки за дарами прекрасных садов - изумительно вкусными яблоками и грушами. По Днестру поплывут корабли, железные дороги пролягут между городами, и молодежь будет отправляться в иные земли не под плетью захватчиков, не в полон, а в училища и университеты получать образование. Впереди были годы мира. Впереди была жизнь.
- Вай! – вдруг послышался в комнате новый голос, и в пентаграмме материализовался азиат с шашлыком наперевес. – Кто звал меня?... Ва-ай! Девочки! Вернулись, харроший? «Девочки» нехорошо переглянулись и приблизились к пентаграмме. читать дальше Рука зверски болела. Нина и не думала, что может так болеть – будто кто-то залез под кожу и то грызет изнутри, то дергает. Прямо голова кружится. И запах… Нина невольно вспомнила еще одну подругу-слэшерку – полная Райка все мечтала похудеть, поехать в Америку и показаться на глаза Джареду Падалеки. Правда, все ее планы стопорились еще на «похудеть». Райка перепробовала восемнадцать диет, и все зря. Оказывается, надо просто влезть в мусорник и посидеть пару часиков – аппетит отбивает начисто, любая мысль о еде кажется полным бредом. Вернемся – скажу Райке. Если вернемся. Нинке вдруг захотелось зареветь. Мама, собственная уютная квартирка, вечера у компа… вернется ли она туда когда-нибудь? Господи, как уютно живется, когда самая большая неприятность – это двойка по русскому и задранный нос этой мымры Светки из параллельного, которая себя считает королевой красоты. Когда не надо удирать от демонов, прятаться от ФБР и думать, как лечить раны. Нинка почти с ненавистью подумала о придурочном джинне – ну кто его просил исполнять желания! Теперь рука болит, голова кружится, все тело, как деревянное, только болит, от запаха выворачивает и неизвестно, когда все это кончится! И еще… Очень хотелось в туалет, но вылезать было просто страшно. Казалось, злобные агенты ФБР и черноглазые демоны сидят под каждым кустом… - Нин… - Чего? - У тебя шоколадки нет? Или сухариков? Есть хочется… Есть? Тут?! Нинку немедленно затошнило за двоих сразу, и счастье для Лариски, что в баке было темно, и она не увидела, какими глазами на нее смотрит брат-подружка.
Выбраться из мусорки удалось только с третьей попытки. Тела просто одеревенели и не слушались. На улице было свежо и мокро, и мелкая серая морось в момент похоронила надежду на ночевку в парке. Нина вяло сняла с плеча шкурку какого-то фрукта и возмечтала об аптеке с анальгином. И баночке колы. И о маминых пирожках. И… эх! О шкуре джинна, чтоб он провалился, сволочь! Джинн, наверное, уже впал в икоту – так часто его вспоминали «Винчестеры». Мать его так! Через минуту джинну заочно перепало еще раз – когда «братья» решили поискать, куда деть пиво… ну, то, которое выпили несколько часов назад. Туалета рядом не нашлось – полупустая помойка у заброшенной развалюхи не была рассчитана на активное посещение. Пришлось пристраиваться к какому-то кусту и проклинать все на свете – главное отличие мальчиков от девочек будто догадывалось, какие неопытные руки его держат и так и норовило вырваться (а штаны, между прочим, единственные!). Рядом фыркало и топало – Дин-Лариска отчищала куртку и джинсы от приставучих кусочков полиэтилена. - Ты потише, - не выдержала Нина. – Тут, может, ФБР на каждом шагу, а ты… - Вот зануда! – возвела глаза к небесам активная подружка, - Такое приключение, а ты ноешь и ноешь. Нинка оцепенела. Приключение?! Ноешь?! Да ты… да… Голос у нее отнялся, но «Дин», видимо, прочитал все по лицу. И вздохнул. - Ладно, чего ты… пошли в мотель. Они почти дошли, хоть мотель оказался довольно далеко. Почти. Потому что у входа торчал еще один персонаж Суперов, при виде которого Нинка еле сдержала порыв удрать. Он упер руки в пояс и смерил обоих «Винчестеров» подозрительным взглядом. Не глаза – рентген. «Рентген» прошелся по «парням» от и до, а седые брови продолжали хмуриться. - Привет, - не нашла ничего лучшего Лариска. У Нины просто язык отнялся. - Ну и какого хрена вы творите? – поинтересовался Бобби Сингер.
С чутьем у джинна был полный порядок – едва девчонки двинулись к нему – надо сказать, весьма угрожающим шагом – он попятился. Насколько позволяла пентаграмма. Вообще-то девчонкам в пятнадцать-шестнадцать лет непросто смотреться угрожающе. Но у тих как-то вышло. - Вай-вай, красивый, зачем так смотришь, зачем так идешь? Но те не ответили. А встав у самой линии, мрачно воззрились на званого (ну просто очень жданого!) гостя - Вы посмотрите, кто тут у нас… - протянула та, что постарше. И как бы невзначай взвесила на ладони ножичек. Лезвие – в чем-то красном. Джинна прошиб пот. Он дернулся и попытался смыться. Не тут-то было. Пентаграмма удержала на месте. - Джинн. - Джинн! – почти ласково протянула первая, - Это такая штука, которая исполняет желания? - Именно. - Я не шту… - начал джинн. – Вай, да зови как хочешь, красавица, твое желание – закон. Хотя вообще я Мохаммед. Он замолк. Бледное лицо старшей девочки расцвело в угрожающей улыбочке. - Что я слышу? Желания? Вот как ты думаешь, Сэм, если джинна не ударить в сердце, а так, чуток потрогать ножичком, что будет? - Зачем такие слова, дорогой? - всполошился джинн, уже понимая, что нарвался… - Желай, я исполню. Не желаешь – отпусти меня и разойдемся, как верблюды в пустыне. - Кто тебе здесь верблюд?!
Зря надеялась. Через три часа подружки вернулись, нагруженные какими-то свертками, и вот тут-то начались настоящие странности… Сначала девочек обуяло страстное желание прибраться в комнате. Пылесос их почему-то не устроил, и девчонки принялись скатывать ковер. Вообще-то понятия «Нина» и «уборка» обычно плохо совмещались друг с другом. Так что можно понять некоторый шок, испытанный многострадальной Еленой Павловной. Она даже призадумалась о возможности измерить дочери температуру, но та только отмахнулась. Пока Нина самоотверженно драила пол (!), Лариса вытащила из пакета мобильник, плейер и еще какую-то электронику, разобрала все это на запчасти и смонтировала какую-то штуку вроде фена. На полу подозрительно красной жидкостью нарисовали окружность и вписали в нее треугольник. Быстро, четко, аккуратно. И не подумаешь, что по геометрии у Нины тройка, поставленная из чистой жалости. Не успела она об этом подумать, как дочка обернулась и поинтересовалась, где у них приправы. - Что? Какие? Чтоб Нина захотела что-то приготовить?! Да она скорей поверит, что нежно любимые дочкой Винчестеры реально существуют. И демоны заодно. В следующую минуту ей пришлось срочно раскаяться в неверии и сменить мировоззрение. -читать дальше Кориандр. Анис… цикорий еще. Да, и кардамон. Елена Павловна представила, какое блюдо получится при таком смешении, и твердо решила, что пробовать сама не будет и другим не даст. И при чем тут уборка? Или девочки все-таки пересмотрели своих Винчестеров, и собираются устроить какой-то ритуал? Ага, с помощью кардамона и кориандра… Господи, звонить психиатру или нет? Кажется, сомнения вновь отразились на ее лице, потому что дочка, переглянувшись с подружкой, улыбнулась: - Мам, ну что ты… У нас просто акция такая, на форуме… проживи денек в шкуре Винчестера, понимаешь? - Как это? - Ну… ритуал какой-нибудь провести, анекдоты рассказать… пентаграмму начертить и все такое. Ты ж не будешь нервничать? Мы просто в ролевушку сыграем, и все. О-о? Елена Павловна почувствовала себя ду… особой с невысокими интеллектуальными способностями. Так девочки всего лишь играли? О господи… а она-то. - Хорошо. Сейчас. Она отвернулась к шкафчику, отыскивая специи, и не увидела, как за ее спиной «Лариса» беззвучно шевельнула губами. - А конопля? А Нина молча показывает ей кулак.
Переживания бурного дня сыграли свое черное дело: вскоре Елена Павловна, успокоившись насчет психического состояния дочери, ушла отдыхать. А зря. Если б она осталась, стала бы свидетельницей прелюбопытных разговоров. - И? - Как и думали. В смысле, похоже. - Интересно, что им от нас надо. - Спокойней, Дин. - Да что ты говоришь?! - «Лариска», тигриными шагами мерившая небольшую комнатку, притормаживает на полушаге и буквально ошпаривает «подружку» взглядом. – Сэмми, может, до тебя еще не дошло, но пока мы тут любуемся русскими видами, (палец «девушки» сердито ткнул «вид» в вырезе майки), эти две малолетние извращенки отправились в наши тела. И мне как-то неспокойно от того, чем именно они там могут заниматься!
Вообще-то до сих пор Дин мог быть совершенно спокоен. Оккупанткам чужих тел в этот момент было совершенно не до вожделенных НЦ. Абсолютно. Они были заняты. Ну, чем… Сначала демон, потом ФБР. По ним даже стреляли! Подвывая от страха, девушки помчались куда глаза глядят, а те с перепугу метались куда придется. Пришлось петлять по улице, потом отсиживаться в мусорном баке. Черт, они и счас в нем отсиживались. Нинка со злостью отпихнула одинокий пакет с мусором. Контейнер пах ничуть не лучше мусоропровода в родной девятиэтажке, к тому же в нем было сыро и холодно. Долго еще тут сидеть? И куда деваться потом? Денег нет, оружие в Импале, Импала… Импала неизвестно где. На хвосте демоны и ФБР… Мамочка, вот влипли… - Нин.. – слышится шепот из темноты. - Чего? - Давай все-таки попробуем… а? - Ты больная?! В мусорке? Конечно, Винчестерам по воле слэшеров приходилось толкать НЦ порой в очень странных местах, но на помойке – это уж вообще что-то запредельное. По ботинку что-то шмыгнуло, и Сэм-Нина едва удержал крик. Очешуеть! Это насколько надо хотеть НЦ, чтоб даже подумать тут про это самое. - Нет… ну снимем комнату в мотеле. Тут у него в кармане есть немножко денег. - Знаешь.. если честно, как-то не хочется. Рука болит и вообще все… - Мне тоже… - после паузы буркнула темнота. - Не поняла… А на фига тогда? - Ну.. вернуться-то надо….
- Ладно. Чистим? - Уже. Камфара где? - На. Фу, ну и запашок. - Последний ингредиент. Слова помнишь? - А то. – «Лариса»украдкой косится на зажатую в руке бумажку и не выдерживает, - Бисмиллохи Роменииииииир… Тьфу! В жизни не подумал бы, что этим придется заниматься! Ну погодите у меня, тинейджерки чертовы! - Давай вместе. - "Бисмилооохи Рроммменир Рохим. – забормотали дуэтом два голоса, - Куул уухия аннахус таммааа нафарум минал джинни фа амманнаа бихий ва лан нусюрияка би раббина ахадаа ва аннаху таа аааллаа джадду раббина мат так ха заду шаахибатав ва алла валлада ва аннахуу каана яа куулуу сайфихунааа алалллахи сая тхатхаа". Несколько секунд ничего не происходило. - Вай! – вдруг послышался в комнате новый голос, и в пентаграмме материализовался азиат с шашлыком наперевес. – Кто звал меня?...
Сорри, проду сегодня писать не могу. Который раз даю себе зарок не лезть на один милый сайт, но вот глянула. Любуйтесь
Каюсь до конца не осилил. Очень нелогичная книга, оставляющая после себя только недоумение и немного брезгливости. Публичное выступление главного злодея(отдает дешевым аниме), тема дотрахиванья(простите за резкость) женщины после брата, а тем более еще и по совместительству ГЗ. И самое главное ГЛУПОСТЬ и слабость военных, которых маги(вамперы, василиски, хвениксы, и прочая нечисть) валит на право и на лево. Возникает вопрос, а чего они раньше не вылезли? Как получилочь у терористов, которые по моему разумению, гораздо хуже подготовлены чем прф. военные получилось вальнуть мать ГЗ, хотя она и была магом. Тут еще многое другое, конечно еще и личная точка зрения что тяжелая пуля с урановым сердечником гораздо круче чем фаербол, залповая установка лучше проклятия, а от взрыва вакуумной бомбы повыздыхивает вся нежить. А, еще и женоподобность, слюнявость главного положительного персонажа.
Милые, дорогие, замечательные,читатели, друзья и просто знакомые! Поздравляю всех с моим любимым праздником!
Пусть Новый год к Вам в дом войдёт, Пусть будет радостным и светлым, Счастливым будет, добрым, щедрым! Улыбку, радость принесёт! Пусть солнце светит Вам всегда! Пусть век Ваш до ста лет продлится! Пусть в Ваши двери никогда Печаль и горе не стучится! Пусть все желания свершатся! Пусть год грядущий не позволит огорчаться! И пусть опять пройдут зима, весна и осень, лето, Но в жизни вашей будет будет много радости и света!!!
У нас вторую неделю стоят необычайно теплые погоды. 19-22 градуса. Я к чему... В общем, халат и рубашку я сегодня постирала, а остальные вещи, подходящие для такой нетипичной теплыни, я давно запаковала в спецхран (на антресоли). Короче, вернувшись с работы, констатировала, что одеть нечего и закопошилась в шкафу, выискивая хоть что-то подходящее. И попалась это мне под руки одна футболочка...Ну, Оксана Панкеева назвала бы ее некромантской. Купила я ее когда-то в злую минуту... бывают такие у дам, ведущих чересчур добропорядочный образ жизни. Сей предмет одежды густо-черный, на груди и животе полыхает оранжевое пламя, а еще там нарисованы... как бы это помягче выразиться... в общем, парочка за делом. Ну тем самым делом, которым наедине занимаются парочки. Все бы ничего, но оба члена парочки - скелеты. В общем, некромантская футболочка. А погоды стоят теплые... И когда мне в ворота позвонила моя ученица Анечка, я, естественно, вышла из дому в чем была. То есть в брюках домашних и этой некропорнографии. Девочка мне объяснять стала, почему в школе не была... я киваю... и вдруг она на полуслове умолкает и робко так интересуется, мол, ничего, что она меня отвлекла. Я бодро отвечаю, что нет, все в порядке, я проверяю тетради. Но она как-то очень быстро свернула беседу и уехала, еще раз попросив прощения за "отвлечение от дел". И только проходя мимо зеркала, я вспомнила, что там такое на мне было надето, и как-то мне стало не по себе, что именно она подумала. Вряд ли про тетрадки...
Итак, для тех, кому пришлась по душе именно книга про Дракошу Александру! Книга вторая из этого цикла под названием "Сам дурак! или приключения дракоши" уже продается на "Лабиринте"
Желающие купить или поставить оценку приглашаются сюда.
Я вернулась! Вернулась! Я снова в Лесогорье, с мои шаманом, с дедом Гаэли, с... ой, вот с кем еще - не скажу. Сами посмотрите. Я такого не ожидала!
- Таким образом, при подписании всеобщего договора о равноправии всех обитателей Лесогорья, включенных в Перечень, составленный в год четыре тысячи трехсотый, был достигнут один из столпов нынешнего миропорядка. Оный перечень ... бульк! Ой! Нет, этот "бульк" никто не сказал. Это моя голова плюхнулась в воду, проиграв борьбу со сном. Блин! Я встретилась глазами с лохматой зеленой змеей - чпухой - булькнула и выдернула голову из воды, как рыбак - удочку. - Рик! Тьфу... - какие тут водоросли невкусные - Ну ты... Светловолосый шаман только улыбнулся: - У тебя водоросли за ушком. Снять? - Сама сниму. Уфф... Я замотала головой, полетели брызги вперемешку с водорослями, в момент вымочив Рикке рубашку. Так ему и надо. Еще и улыбается, а? - Почему ты сердишься? - Хм... Нет, он еще и спрашивает! Я уже третий раз купаюсь только за это утро. Это если еще вчера не считать. Одно расстройство... - Санни. Ну что ты, успокойся. Мы же вдвоем так решили, не я один. Для твоей безопасности. - Угу. Мы правда вдвоем решили начать эти тренировки. Кто мы? Ну... я - Александра Морозова. Вообще-то я москвичка, а сюда, в Лесогорье, загремела чисто случайно. Жила себе спокойно, никого не трогала, коллекционировала модные тряпочки и все такое... Папа у меня богатый - мог мне хоть целый ювелирный магазин от Картье скупить и не обеднел бы. Вот... Нормальная в общем жизнь была, спокойная. Кто ж знал, что мне злиться нельзя. Обозлилась там, в Москве, на одного типа - прямо в глазах потемнело, помню... даже упала, кажется - а открыла глаза уже тут. В мире с зеленоватым небом и розовыми лягушками. С драконами... А что, вы боитесь драконов? Ну, тогда вам лучше идти куда-нибудь в другое место. Что значит - почему? Да потому. Приглядитесь повнимательней. И если не увидите хвоста, крыльев и чешуи, значит у вас проблемы. С глазами проблемы, не со мной. Да, я дракон, и что такого? Здесь полно драконов, и почти никто по этому поводу не парится, кроме расистов местных... А вы не расист, случайно? Нет? Точно нет? Ну ладно, смотрите, а то ведь я не просто дракон, а оборотень, могу превращаться в человека и... Ладно, не буду, занята я. Чем занята? Ну вы любопытный! Тренируюсь. Нет, не купаться. И не ругать Рика. Просто тренируюсь - не засыпать. Есть у меня такая маленькая фишка - когда рядом кто-то сыплет научными словами, то мозги клинит, и они тут же налаживаются в спячку, как медведики какие-нибудь. Проверено... Вот Рикке и сказал, что такая слабость может мне дорого обойтись и что надо меня от нее отучить. Отучаемся... второй день подряд. Рик попросил принять драконий вид, сесть на берег озера и шею над водой вытянуть. А сам тут же начинает про всякие договоры, вербализацию и противные... тьфу ты, превентивные... меры. Словом, научное. И, как только я засыпаю, голова сразу в воду плюхается. Накупала-а-ась - на неделю вперед. - Ладно. Сколько хоть вышло? - На это раз уже восемь минут, - Рик отжимал волосы, - У тебя начинает получаться. - Да? Ну, это еще ничего. Против кого-нибудь вредного продержусь. Вряд ли он мне сможет толкать это усыпляющее больше трех минут. Во-первых, про эту мою слабость еще знать надо, во-вторых, пока он про свое научное будет говорить, я тоже молчать не буду. И на месте сидеть. Так что в случае чего отобьюсь и продержусь. Хотя пассажирам на моей спине все равно лучше разговаривать о чем-то ненаучном. А то мало ли. - Ага. Ну... тогда ладно. Вообще-то эти занятия мне даже нравятся. Когда нам никто не мешает. Когда Рик не раздумывает про этого чертова черного мага, который скоро должен обрушиться нам на голову, а улыбается... и в глазах у него светятся такие теплые искорки... И сама по себе возникает мысль, что драконья шкура сейчас совершенно ни к чему, а место очень тихое, и от того берега нас закрывает местная ива... читать дальше - Рикке эль Тоннирэ! Тьфу. Явились. Шаман отодвинулся. Провел руками по волосам, глубоко вздохнул... и что-то пробормотал. Еле слышно. - А мне? - Что? - Заклинание, чтоб успокоиться, - я покосилась на дорожку. Уже близко. - Думаешь, тебе одному надо? - Э-э... это не заклинание. О? Я открыла рот, чтоб уточнить, но тут из-за поворота тропки показалась знакомая борода, длинные зеленые лапки и голубая мордочка. Мастер Гаэли, наставник Рика. Что? Нет, вовсе он не заколдованный принц, что вы? И почему все так думают...
Мастер Гаэли - нормальный маг. Просто ему малость не повезло. Попал под выплеск сил, вот и припечатало. Был дедуля, стал заквак. Ну, лягух такой. Большой, с человека ростом. Ну да, и бородатый... Маги говорят, что человеческий вид ему вернуть вообще-то можно. И вроде как не очень это сложно, но что-то пока не срастается. То ли вектор, то ли фактор... точно, фактор! Только не помню, какой. Вот и скачет дедушка на лапках и от девушек прячется. А то девушки тут быстрые - только Гаэли травку примерится сорвать, как на него тут же наносит очередной местный "цветочек". И уж тут как повезет - то ли девушка полезет целоваться, чтоб спасти "бедного заколдованного парня", то ли заверещит, и в дедулю полетят грибы-ягоды, а то и корзина... Дед вздыхал и пытался успокаивать нервных девиц, Рик сердился и объяснял, что нельзя так поступать, а я отлавливала девчонок по одной и ла-а-асково так втолковывала, чтоб не лезли куда не надо. Ну... мне как-то не верилось, что местные красотули такие тупые, чтоб раз за разом не узнавать бедного дедулю и вопить, как сирена МЧС. И бросаться за помощью... причем не куда-нибудь, а к Риковой избушке. А Рик еще говорил, что маги, мол, не самая завидная добыча для местных невест! Только чуток стормози - и очередная "ах-помогите-спасите" тут же виснет у тебя (у него) на шее. Хорошо еще, что Рик не тормозит, а тут же отклеивает этих... этих... ну ясно, кого. Нет, я когда-нибудь на них по-серьезному разозлюсь... - Тоннирэ! ...Но не сейчас. Чего это Гаэли нервный такой? Опять бабка Сирветта приставала, сплетница местная, что ли? Как увидит нашего мага в жабьей шкурке, так и начинает мораль читать, что голым, мол, ходить неприлично - это оскорбляет какие-то там нормы. И вечно сует бедному деду то специально сшитые короткие штаны, то юбку, то еще чего-то типа шортиков. Причем шила эту фигню сама бабка, а у нее, видать, руки растут... уточнить, откуда? Вроде все в курсе. Я тут меньше недели, так за это время бабка уже три раза нашего заквака отлавливала. А дед и так в расстройстве - кому-кому, а ему реально голым ходить внапряг, он, как-никак, препод в универе для волшебников. Мол, нехорошо и все такое. Только жабья шкурка - не человеческая, и одежка ей как нам горчичники. Мешает, натирает, печет... - Тоннирэ! - Мы здесь! - шаман встал, я помахала крылышком. Дед притормозил. Сейчас присматриваться будет. Нет, все в ажуре, я дракон, с Риком все нормально, придираться не к чему. Мы ж понимаем, не малышня зеленая, нельзя так нельзя... Потом оторвемся, как разберемся с проблемами... Но сегодня деду было не до нашего интима. Встрепанный лягух слишком торопился - чуть в куст плюй-крапивы не влетел: - Тоннирэ! Леди Александра! Нам надо быстренько прибраться в избушке! - Что случилось? - поднял брови Рик. - Там все в порядке. - Это с нашей точки зрения в порядке! - Гаэли умоляюще сложил лапки, - Но... но... ой, кто это кусается? - Мастер! - Рик быстро отдернул из-под ног расстеленную тряпку, но поздно - колючие шарики, которые он мастерил час назад, превратились в крошку... - Ничего страшного. Это всего лишь амулеты от мух и комаров. - Ырф! - Просто суньте ноги в воду. Александра, полей мастера во... да не всего! - Урф! - прошипел дед, мокрый с головы до лапок, и сердито стряхнул с плеча водяную улитку. - Грыбс ё... Во-во, грыбс и есть. Рику тоже досталось, хоть он ни в какие колючки не влипал, но он молчит же. Ну, подумаешь, малость промахнулась. Нет, я вообще-то поливать еще и не начинала. Слишком быстро повернулась, чтоб крыло окунуть - хвост целую тучу брызг поднял. Ну вот... - Э-э... так что там с уборкой? - Ох! - дед снова подскочил, - Скорей поковыля... э-э... я хотел сказать, скорей пойдем прибираться. Радиликка приезжает! Моя жена! Оп-па...
Прибирали мы все втроем. Я снаружи, парни внутри. С дедули было маловато проку - не знаю, что там было в тех штучках от мух, но лапки его как-то плоховато слушались. Рик предложил его подлечить, но Гаэли только головой помотал: - Что ты, что ты! Не отвлекайся! Давай лучше вон те баночки припрячем! Или поставим по размеру... Ой, надо срочно убрать этот рысий череп! И леди Александра... надо подмести! Вы видали когда-нибудь дракона с веником? Нет? Ну и я нет... Но, кажись, сейчас и увижу. В отражении... - Очень прошу! - Без проблем, - буркнула я, разыскивая веник... И куда он девался? - Ох, скорее... Он сказал, вернется в полдень, а уже полдень. И где ж ты раньше был... - Кто он? - Посыльный. Скорей, пожалуйста! Вы же знаете Раддочку.. Мы знали. Ненаглядная супруга нашего мастера могла, наверное, даже террористов поймать и заставить башни-близнецы отстраивать. Просто потому, что развалины - это беспорядок, а беспорядка она не терпела. Неужели она теперь будет жить тут? Ой-ой... - Рикке, скорее! Тьфу. Я попросила мальчиков посторониться, просунула голову в дверь (насколько могла) и дохнула на пол. Осторожно, в четверть накала. Во-о-от... так. Нормально, ни пылиночки, все чистенько. Какие плетенки? А-а... Не заметила. Да ладно, принесу новые. - Летит! Летит! Послышался свист, на полянку легла тень, блеснула чешуя на солнце... О, так вот кто у них посыльный? Это хорошо. Дракон сделал круг, мягко приземлился и радостно махнул крыльями: - Сандри? - Аррейна! - обрадовалась я. Подружка моя! - Охххх... - простонал ее груз, кое-как отцепляясь от гребня и раскутываясь. - Где ты, любимый? - Радиликка! - квакнул любимый, кидаясь навстречу... и оторопел. По подставленному заботливой Аррейной крылу на травку спустилась... заквака.
Зашибись! В хорошем смысле))) Стоило встать в 5 утра и потратить 6 часов на дорогу туда и обратно. Город Одесса - красивый, разноязыкий, чудный. Чего только стоит надпись на аптеке "А оно вам надо? Будьте здоровы". Я как прочла, так сразу поняла, где я))) И мои спутники... Люди замечательные! Таня Медведева, ее дочка Женя и Олег Таругин, автор уже не одной книги. Начала читать его книгу - очень нравится! Словом, суббота прошла восхитительно!